От судьбы убежать? Как живут беженцы в Беларуси

Мы пригласили на откровенный разговор Представителя Управления Верховного комиссара ООН по делам беженцев (УВКБ ООН) в Беларуси Жан-Ива Бушарди, Посла доброй воли УВКБ ООН Искуи Абалян, гимнастку Мелитину Станюта и двоих, теперь уже полноправных граждан Беларуси, чтобы подробнее узнать, как складывается жизнь тех, у кого она внезапно умещается в несколько сумок.

«Если бежишь от войны, для тебя любое место, где спокойно — хорошее»

Терено работает в Службе по консультированию беженцев, помогает с оформлением и переводом документов. Она бегло и эмоционально говорит по-русски, хоть и с акцентом, и постоянно улыбается. В ее взгляде и разговоре куда больше доброты и тепла, чем, пожалуй, могло бы быть.

Терено, Вы часто сталкивались с неприязнью, с предвзятым отношением к себе?

В целом, я не особо столкнулась с этим по отношению к себе. Но сейчас, по долгу работы, я почти ежедневно вижу какие-то предубеждения в адрес беженцев, которых мы консультируем. Вместе с ними мы ходим в поликлиники, в другие учреждения, стоим в очередях, потому что люди не хотят признавать, что беженцы такие же люди и тоже имеют право обслуживаться в каких-то местах. Мы распечатываем на бумаге законы и предъявляем, потому что порой встречаются люди какие-то «диковатые», и все это то ли от незнания, то ли от нежелания знать.

Терено родилась в Афганистане, но, несмотря на смоль волос и яркие глаза тяжело приписать ей восточный тип внешности. Мама ее полька, отец — афганец. Мать в свое время отказалась от польского гражданства ради семьи и переехала жить на Родину мужа, поэтому во время смены власти в Афганистане бежать в Польшу не получилось. Было принято решение выбрать Минск.

Вы были ребенком, когда сменили место проживания. Что вы помните из того времени? Что вы помните о доме?

Детские воспоминания хорошие, а вот из школьного времени — помню только, что месяц учились, а потом полгода проводили дома. Помню, что за окном постоянно стреляли, и все соседи бежали к нам. Мама собирала нас, и мы прятались в туалете. Эти жуткие звуки, свист пуль еще долгое время стоял в ушах. Позже я боялась звука чайника, знаете, когда он свистит? Пугалась. Но уже много времени прошло, и эти травмы понемногу стали отпускать. В школе в Минске меня особо не трогали, возможно, дело было во внешности, а вот девочке из моего класса, которая не была похожа на славянку, приходилось несладко.

К чему было сложно привыкнуть, находясь здесь?

Разве что к еде. Но, понимаете, когда убегаешь от военных действий — тебе все равно. Но я не жалею, что так получилось, что мы приехали сюда, самое главное — это спокойствие. Если ты бежишь от войны, то для тебя любое место, где спокойно — хорошее. А если есть руки-ноги, то можно и заработать. Конечно, вопросы по трудоустройству, по жилью есть, но если ты задаешь их кому-то, в ответ можно получить возражение: «белорусы тоже так живут».

Вы не думаете, что их тоже немножко можно понять?

Да, мне часто возражают, мол, нам тоже квартира бы не помешала, но я объясняю, что как бы то ни было, прописка у вас есть, хоть в деревне, хоть где. Там, куда Вы можете прийти. А у меня все. Эта квартира (жилье семье предоставлено по статусу беженца, который есть пока только у матери Терено, находящейся в пенсионном возрасте) в любом случае не наша. Уходить на съемное жилье не позволяет зарплата. Любые вопросы о прописке, о ее продлении — это все деньги, были бы деньги — решалось бы все. А пока каждый день в напряжении: сегодня есть, а завтра — непонятно что.

Хотелось бы побывать на Родине?

Наверное, каждый из нас хотел бы даже вернуться на Родину. Но только при том условии, что там не будет разрухи и военных действий. Хотя сейчас, пожалуй, я отвечу, нет, потому что я не знаю, как жить там, в той культуре, все-таки я практически с детства расту в Беларуси. Я не знаю, как в Афганистане одеваться: хиджабы, платки, строгие нравы — все это не мое.

Азиз — афганец с внимательными глазами и обаятельной улыбкой сразу опровергает слова Терено по поводу хиджаба, говорит, что сейчас нет настолько строгих законов, за исключением правил, действующих в определенных областях страны. Азиз бывает на Родине, там живут его родственники, семья, он в курсе всего, что происходит, так как поддерживает связь и по скайпу. В Советском Союзе Азиз был направлен на учебу. Год он проучился в Киргизии, а когда закончил подготовительный факультет, его отправили в Минск.

Я закончил в 1994 году Высший колледж связи. После того, как в Афганистане была свергнута власть, возвращаться было нельзя. Пришедшие к власти объявили всех студентов, учащихся в СССР «шурави» (предателями). Возвращение на Родину грозило расправой и поэтому, когда я закончил учебу — просил убежище. В 1995 году я получил статус беженца, и мне нужно было получить вид на жительство — а это очень больной вопрос. В плане работы для бывших студентов не было барьеров: они владели русским, были работоспособными.

У меня еще много «больных» вопросов для Азиза и, стоит чуть отвлечься, как они с Терено спорят о том, где купить правильный горох. Азиз советует старую добрую Комаровку, и уже хочется обсуждать с ними правильный плов, а не жилищные проблемы.

Сейчас Азиз живет в общежитии, так как он привязан к работе. Теоретически, если он уйдет с нее в поисках лучшей и более высокооплачиваемой, ему придется выехать из общежития, а это вынесет на повестку дня квартирный вопрос. Спрашиваю его о возвращении на Родину. Уверенное и честное «Да» удивляет. Азиз уточняет: независимо от условий, война или разруха, он вернулся бы в Афганистан, будь возможность найти хорошую работу. Напоследок он записывает мне название правильного риса для плова, а я думаю уже только о силе патриотизма.

«Доверие между людьми должно сохраняться»

В прошлом году Искуи Абалян посетила Пункт временного размещения, психологической и социальной адаптации беженцев в Гомеле. Беженцы могут размещаться там при наличии свободных мест. В противном случае они должны сами позаботиться о своем проживании.

Искуи, в каких условиях там живут беженцы?

Понятно, что это не люкс, что там нет детской комнаты для каждого ребенка, и могло бы быть и лучше, но в целом, этот центр довольно ухоженный. Люди, которые там работают, объективно вкладывают туда силы и делают многое. Как выяснилось, помимо беженцев, в этих центрах находятся люди, чьи семьи признаются неблагополучными. Женщины с детьми, которым некуда бежать среди ночи, могут туда прийти. Эти женщины порой похожи на Маугли, они прячутся от собственных мужей, которые занимаются домашним насилием. Это все к разговору о том, что оказывается такие семьи, люди, ситуации вообще существуют, и ты не знаешь об этом, пока не столкнешься. Эти дома выглядят просто как какая-то моральная передержка.

Люди, с которыми мы встречались, вообще не озвучивают какие-то личные моменты, не делятся эмоциями. Для них самое главное — это социальный пакет: возможность устроиться на работу, возможность лучше знать язык. Какие-то элементарные потребности социального характера.

Как белорусы относятся к беженцам (из вашего опыта)? Мы, конечно, толерантная нация, но ситуации с беженцами в Европе не могли не вселить страх в белорусов.

Реагируют по-разному. Это зависит от культуры человека. И здесь все исходит не от отношения к беженцам, а скорее к людям другой национальности. Так сложилось, что я не белоруска. Я — армянка, которая ни дня не прожила в Армении. Поэтому, я по себе знаю, есть люди, которые вообще не обращают внимания на национальность, за исключением имени и необычной внешности, отличающейся от славянской. Все зависит от культуры воспитания. Толерантность белорусов, с одной стороны, довольно благополучная политическая составляющая — отсутствие воин. Но, с другой стороны, у нас нет изначально поводов для агрессии. Та ситуация, которая происходила в мире, в связи с последними событиями, и этот неуправляемый поток беженцев, среди которых находились и террористы, и мародеры, все это не могло не пугать людей, а неизвестность сами знаете, к чему приводит. Но все равно, когда белорусы сталкиваются с реальной картиной — понимаешь, есть все-таки сито, люди умеют различать добро и зло.

«Я почувствовала себя почти дипломатом»

Мелита, господин Бушарди озвучил, что «строить мосты между белорусским обществом и беженцами» — лучшая поддержка со стороны популярных людей, сотрудничающих с УВКБ ООН. Каким образом Вы строите эти мосты?

Многое из того, что было сделано — это популяризация деятельности ООН по делам беженцев в нашей стране, потому что многие вообще не знают, что здесь такое существует.

Есть Центр дополнительного образования детей и молодежи «Эврика», который совместно с УВКБ ООН реализует проект по интеграции детей-беженцев в белорусское общество. Деток обучают белорусскому языку, культуре, проводят мастер-классы.

Как другие дети относятся к детям-беженцам? Какие они?

Разные характеры, в большинстве случаев — это открытые, искренние дети, очень любознательные. В основном те мероприятия, в которых участвовала я — они и связаны с детками, которые поют, танцуют. Главная задача этого всего, показать, что они такие же, что они, возможно даже более талантливы, чем другие дети, у них такие же мечты, желания. И чем больше такой информации будет появляться, тем больше мы начнем избавляться от страхов и предубеждений насчет беженцев.

Рассказываю о страхах работодателей на примере истории Терено, чей брат пытался устроиться на работу на государственное предприятие и его не взяли, отдав предпочтение человеку, страдающему алкоголизмом. В конкретном случае равенство не соблюдается, ведь государство по закону гарантирует обеспечение работой и равными условиями. Искуи соглашается:

Безусловно, это пока еще недоработки государственных учреждений. Если частники проводят собеседования, то они конкретно оценивают умения, способности, опыт, их интересует, как человек реагирует на вопросы, какая у него хватка, как он себя ведет. На государственном предприятии это, конечно же, пока не нужно. А если пришла устраиваться женщина? А если с детьми? То потом бесконечные больничные оформляй. Сложно это. Поэтому, когда человеку дают статус беженца — должны дать и поддержку, чтобы он «стартанул».

«Нет и не должно быть никакой выгоды для государства, когда идет речь о спасении жизни»

Жан-Ив, Вы согласитесь, что слабое место беженцев — это трудоустройство? Большинство не может найти работу, особенно если нет знакомых. Как работаете в этом направлении?

Прежде всего, мы стараемся решать проблему путем наших контактов с представителями бизнеса, и это касается не только Минска, но и всех областей. Могу сказать, что среди наших подопечных только малое количество обращается за помощью в плане трудоустройства, всего в списке около 30 человек. Мы предлагаем вакансии, и если человек соглашается, то вопрос закрыт. Если нет — то мы решаем вопрос вплоть до продолжения оказания материальной помощи.

Кому оказывается первоочередная материальная помощь? Как расставляются приоритеты?

У нас есть трехсторонняя комиссия, которая принимает решения по выделению финансовой помощи: она состоит из представителей УВКБ ООН, Красного креста и Департамента по гражданству и миграции МВД (который занимается предоставлением убежища). Что касается типов помощи, которую мы предоставляем финансово, это может быть и ежемесячная помощь , и однократная экстренная помощь, она может касаться и покрытия расходов на оплату аренды жилья.

Государство, наделяя человека статусом беженца, берет на себя определенные обязательства. Как расставляются приоритеты, ведь логично, что оно должно в первую очередь заботиться о своих гражданах, у которых тоже не всегда есть работа, место жительства.

Нет никакой выгоды для государства, когда идет речь о спасении жизни. На самом деле, есть обязательства страны и государства, согласно тому, что оно присоединилось к конвенции ООН о беженцах 1951 года. И это касается не только Беларуси, а всех стран. Во-первых, согласно этой конвенции страна обязана предоставить беженцам защиту. Во-вторых, если он получил статус беженца — эти обязательства не должны никем обсуждаться.

Жан-Ив, на сайте УВКБ ООН подписывается Петиция «#WithRefugees» (петиция призывает представителей 193 государств, участвовавших в Саммите ООН по вопросам беженцев и мигрантов, сделать все возможное, чтобы все дети-беженцы могли ходить в школу, и все беженцы имели безопасное место для проживания и доступ к рабочим местам, что позволит им внести вклад в развитие общества). Если государство обязано заботиться о беженцах, к кому обращена петиция, которая подписывается на сайте УВКБ ООН?

Нужно спросить Мелиту, каким образом она, подписав петицию, оказала помощь беженцам (смеется). Эта Петиция была адресована Генассамблее ООН. Согласитесь, лучше иметь петицию, которая направлена на осведомленность о той или иной проблеме, подписанную более чем 1 миллионом человек, нежели не иметь ее вообще. Подписание ее столькими людьми значительно повысило интерес к проблеме, которая была связана с наплывом беженцев, террористическими атаками 2016 года и последующим негативным отношением к беженцам. Петиция была направлена на то, чтобы люди понимали, кто такие беженцы, как им помогать и чем они отличаются от всех мигрантов, путешествующих по миру.

Чем Беларусь привлекательна для беженцев?

У граждан Афганистана основная причина в том, что их друзья или родственники возможно уже обращались за убежищем, либо успешно его получили. Если мы говорим об Украине, то у этих людей могут быть не просто семейные связи, а они могли когда-то работать здесь или просто приезжать, что касается выходцев из других государств, то все индивидуально.

Какая основная проблема, с которой сталкиваются беженцы: языковой барьер, деньги, утерянные документы?

Возможно это все, что вы назвали. Нужно разделять категории государств. Если мы говорим об украинцах, то языкового барьера здесь нет. Соответственно, им проще найти работу. На данный момент Украина находится в более выигрышном положении благодаря Президентскому указу № 420 , который был создан с целью улучшения положения граждан Украины, которые подверглись лишениям вследствие вооруженного конфликта.

Если мы говорим о недостаточной информированности людей, возможно ли что именно страхи людей порождают неумение отличать беженца от экономического мигранта?

Наша роль заключается, в том чтобы сотрудничать с государственными органами, в первую очередь с Департаментом по гражданству и миграции МВД, для того чтобы повышать стандарты обращения с беженцами. Помимо всего, еще и СМИ. Мы стараемся давать четкое определение беженца и объяснять, чем он отличается от экономического мигранта, для того, чтобы аудитория четко понимала, кто он такой. Экономический мигрант тоже въезжает в страну, но на других основаниях. Беженец боится за свою жизнь.

Например, Указ № 420 четко определяет категории, на которые он распространяется: те части Украины, которые пострадали от вооруженного конфликта. Я не думаю, что если в твоем городе война, то это можно назвать экономической миграцией — очевидно, что человек бежит в боязни за свою жизнь. Безусловно, не все украинцы обратились за предоставлением убежища, однако это связано с тем, что им выдавались разрешения на проживание в Беларуси. Но мы не можем говорить, что люди пытаются обмануть систему или воспользоваться ей. В первую очередь — беженцы — это люди, которые бегут от войны.

Часто ли и в каких статусах людям отказывают в статусе беженца, а затем и в получении гражданства?

Прежде всего, нужно разделять категории заявителей. По украинцам — процент признания порядка 90 %, по сирийцам — около 50-55 %, так как люди спасаются от вооруженного конфликта . У нас есть четкое определение по Конвенции, кто есть беженец, и если человек ему соответствует — да, ему присваивается такой статус.

Как быть, если документы сгорели, пропали и их нельзя предоставить?

Мы в этом случае используем другие источники получения информации, у нас есть Представительства по всему миру, и мы можем запросить информацию, действительно ли то, что происходило с человеком — правда. В конечном итоге, это достаточно сложный процесс, мы сравниваем те данные, которые мы получаем от людей, с данными, полученными самостоятельно. Но мы стараемся придерживаться высоких стандартов, чтобы те люди, которые должны получить защиту, ее получили, и их права были защищены.

Текст: Анна Волчок

Фото: Олег Вишневский