Саша Филипенко о новом романе Травля

Марк Твен как-то сказал, что каждый человек подобен луне и имеет две стороны: видимую и скрытую, которую он никогда никому не показывает. Пожалуй, в отношении Саши Филипенко, это высказывание более, чем верно. Многие знают его как ироничного, веселого, сыплющего шутками, как из рога изобилия, ведущего телеканала Дождь и сценариста юмористических программ на Первом канале. Но есть и другая, неосвещенная ранее сторона, которая начала проявляться сравнительно недавно. Написав и выпустив два романа, Саша Филипенко раскрылся также как человек серьезный, вдумчивый и склонный к рефлексии. Мы расспросили писателя о его становлении и работе на телевидении, о новом романе «Травля» и о будущем России.

Вы родились в Минске, но обучение проходили уже в Санкт-Петербурге на факультете филологии. С чем был связан данный выбор?

Дело в том, что Европейский гуманитарный университет в Минске, в котором я учился, закрылся, и ведущие университеты по всему миру предложили студентам перевестись. Так я оказался в Санкт-Петербурге. Я окончил филологический факультет и затем магистратуру.

После окончания университета Вы сразу пришли работать на Первый канал или что-то было между?

В этом промежутке была работа спортивным журналистом здесь в Петербурге, но она началась еще во время моей учебы в университете на первом или втором курсе магистратуры. Через несколько месяцев после окончания магистратуры я перебрался в Москву на Первый канал.

Как в Вашей творческой биографии появился Первый канал? Вы просто захотели, пришли и сказали: «Возьмите меня»?

Нет, я как-то сидел с друзьями в кафе и оказалось, что с нами за столом был редактор Первого канала. Он предложил мне написать несколько пробных скетчей для выходившей тогда программы Мультличности. Они вышли, и меня пригласили в отдел спецпроектов.

По поводу шуток: надо всем ли можно шутить?

Я совершенно уверен, что надо всем. Все это лишь вопрос такта и предлагаемых обстоятельств. Если рядом с вами сидит мать, которая только что потеряла ребенка, то вы не станете шутить с ней по поводу ребенка. С другой стороны, нужно понимать, что человек смеется не над трагедией как таковой, а над обстоятельствами, которые сложились у него в голове. Поэтому, когда вы смеетесь над Холокостом, вы смеетесь не над жертвами Холокоста, а над предлагаемыми обстоятельствами. Шутки про Холокост я считаю часто смешными, и, более того, известный в Израиле политический деятель, который сам был в Холокосте, сейчас очень смешно шутит про это. Если шутка кажется вам не смешной, не обращайте на нее внимания или пошутите лучше.

Особо показателен пример с Шарли Эбдо, на который обрушилось очень много критики из-за его карикатур на недавние трагедии.

Было очень много критики от людей здесь в России, которые никогда не видели журнала Шарли Эбдо, которым показали несколько отрывков, и они сказали, что это все не смешно и пошло. Нужно понимать, что Франция — это страна Просвещения, и между Россией и Францией сейчас безусловная пропасть. Париж — настоящий город книги, где книга повсюду, начиная с рекламы на автобусах и заканчивая программами, на которые приходят только писатели. Например, у еженедельной программы о философии, в которой разбирают довольно сложные тексты, 1,5 миллиона скачиваний. Это то, что невозможно представить в России сейчас. Французам вообще не нужно рассказывать про то, как общаться с Шарли Эбдо. При этом, Шарли Эбдо — это не самая популярная сатирическая газета Франции. В любом случае, если вам не нравится, вы можете ее не читать.

Вы посетили фестиваль русской книги в Париже. Расскажите поподробнее.

Это фестиваль Русофонии, который проводится в мэрии 5 округа. Каждый год он привозит какое-то количество русскоязычных писателей и знакомит с ними французскую публику. Я был на таком же мероприятии в Лондоне. Конечно, фестиваль собирает не полные залы, но есть огромное количество русскоязычных граждан, а также французов и англичан, которым это интересно. Поэтому там постоянно идут какие-то фестивали.

Вы были одним из сценаристов программы «Прожекторперисхилтон» Первого канала и ведущим программы «Вечерний Герасимец» телеканала «Дождь». Как Вы считаете, почему эти передачи пользовались успехом?

Начнем с того, что это две очень разных программы. В «Прожекторе» шутили про актуальные темы, и в этом была какая-то прелесть. Присутствовала цензура, поэтому были шутки со вторым, третьим уровнем. В «Герасимце» была совершенно другая история: не было цензуры, были другие опасные сюжеты, которые нельзя было делать на Первом канале. Это была своего рода пародия на вечернее шоу. И успех, мне кажется, связан с тем, что людям просто хочется какого-то обычного юмора. Если нельзя что-то изменить резко, то дайте хотя бы людям пошутить про это. Сейчас, правда и шутить нельзя, все очень серьезные, собранные.

С тем потоком негативной информации и пропагандой, которые идут через СМИ, такие умонастроения граждан — явление вполне естественное.

Людям всегда рассказывают, что если ты русский, то ты должен жить плохо, страдая, что любовь в страдании, что нужно жить превозмогая. Мне кажется, что можно провести какой-то маленький эксперимент и позволить жителям России 20 лет пожить хорошо, а потом выбрать хотят ли они хорошо жить дальше или страдать. Пусть народ сам решит, хочет ли он дальше быть закрытой страной, которая со всеми сражается или не хочет, и позвольте странам вокруг себя понять чего они хотят, а не рассказывать, что у нас какие-то геополитические взгляды.

Кто должен позволять? Государство?

Это самый сложный вопрос. Судя по всему люди сами не очень хотят, им самим очень нравится верить, что кругом враги. Нужно понимать, что человек в России, наверное, никогда хорошо не жил. Начиная с 1917 года всех людей, которые рассказывали, что можно жить лучше, почему-то выгоняли из страны, хорошо если не расстреливали.

В 2015 году Вы участвовали в программе «Ездим дома», в рамках которой совершили путешествие по городам России. Могут ли города России конкурировать с Западом?

Безусловно, не могут. Должно быть просто какое-то желание поехать по России. Я был в 30 странах Европы, но в то же время я никогда не видел России, ничего кроме Москвы и Петербурга. Соответственно, мне было очень интересно. Из тех мест, которые мы посетили, мне очень понравилась Казань. В Краснодарском крае очень красиво, также, как в Лугано в Щвейцарии. Через две недели мы уезжаем на Урал снимать третий сезон.

Ваш первый роман «Бывший сын» получил «Русскую премию». Как вы считаете, важно ли для автора быть признанным профессиональным сообществом или достаточно того, что его книга пользуется популярностью у читателей?

Это связанные вещи, потому что в России, к сожалению, нет механизма продажи книг. Сложно вспомнить хотя бы одну программу на общественном телевидении, посвященную книге. Есть на телеканале Культура программа «Игра в бисер», еще что-то и все. На этом, обсуждение книг в сто сорока миллионной стране заканчивается. Поэтому, когда человек приходит в книжный магазин и видит наклейку или надпись на книге «победитель премии» — это и есть какой-то механизм продажи, который помогает.

Премия, которую я получил, конечно, была неожиданная: молодой автор написал первый роман и получил сразу одну из пяти главных премий в России. После этого последовала премия журнала «Знамя», который публиковал знаковые имена, поэтому видеть себя среди этих имен очень приятно.

Премия не препятствует написанию следующего романа, ведь теперь надо держать планку?

Конечно, страшно, но все с этим сталкиваются. Когда пишешь первый роман, то ничего не боишься, уверен в том, что это будет что-то значимое. Нет никаких рамок. Не опубликуют, значит, они все ничего не поняли и так далее и тому подобное. А потом, когда первый роман написан и получает вдруг премию, понимаешь, что очень страшно вообще браться за что-то, нужно написать не хуже. Но вот мой второй роман был отмечен премией журнала «Знамя» и теперь можно писать только то, что хочется. Я закончил третий и пишу четвертый и пятый, две истории параллельно.

В феврале выходит Ваш третий роман «Травля». Что вас подтолкнуло к его написанию?

Мне хотелось написать книгу о банальности зла, показать, как люди превращаются то, во что превращаются. Получилась такая фотография нашего времени, немного ретушированная, но, в целом, все так и есть. Мне кажется, что слово «Травля» характеризует наши последние два года и все состояние в обществе.

Какие Ваши прогнозы? Все будет также?

Все будет еще хуже. Вопрос как в этих предлагаемых обстоятельствах мы будем оставаться людьми. Я не вижу никаких предпосылок для того, чтобы вдруг в России сейчас что-то изменилось: у нас каждый день происходят вещи, которые в нормальном государстве могли бы привести к отставке кабинета министров, но у российского человека такой желудок, который способен переварить совершенно все. Всегда ищется какое-то оправдание вещам, которым нет оправдания. Мне хотелось, чтобы человек, который прочитал «Травлю», хотя бы задумался об уровне лицемерия, которое нас сейчас окружает, и чтобы самые ужасные вещи остались на ее страницах и не происходили с людьми.

Считаете ли Вы, что Ваш роман как-то может повлиять на ситуацию? Может ли вообще искусство на что-то влиять?

Ни один роман не может. На вас может повлиять целый корпус прочитанных вами книг. Так или иначе, фраза из одной книги, фраза из другой, эмоции, которые вы испытали от прочтения третей, сложатся в какой-то витраж. Если вы прочтете «Архипелаг Гулаг», то, наверное, у вас сформируется какое-то мнение о советской власти. Но с другой стороны, есть много людей, которые читают «Архипелаг Гулаг» и не соглашаются с Солженицыным. Они пишут собственные книги, люди покупают их и верят во все написанное. Поэтому я не верю в то, что это на что-то повлияет. Я верю в то, что я должен это сказать. Роман, над которым я работаю, в первую очередь важен для меня. Есть люди, которые пишут мне письма и благодарят, значит, на кого-то она повлияла.

Ваш роман имеет довольно сложное построение. Чем обусловлена данная структура?

Во-первых, нужна была форма, для того чтобы собрать всю историю вместе. Во-вторых, мне нравятся сложные конструкции, которые были и в «Бывшем сыне»и в «Замыслах». В «Травле» мне хотелось выдержать эту форму. Здесь важно для всего романа, что это как раз не симфония, жанр которой чуть проще, а именно сонатная форма. Она очень соответствует тому, что происходит в каждой главе, и, так как там один, по сути, повествователь, брат одного из главных героев- он классический музыкант. В общем, там очень много причин.

И последний вопрос: какое Ваше самое большое достижение на данный момент то, чем Вы действительно гордитесь?

Единственное мое главное достижение — это мой сын.

Model: Саша Филипенко
Photo: Дмитрий Гаврилов
Interviews: Татьяна Вахатова
Location: Библиотека Гоголя
Producer Соня Майкро